Вы когда-нибудь слышали, как гудит маяк в ранних, мягких, но уже сгущающихся осенних сумерках? Тууу.........туууу.........тууу... И длинный луч вспыхивает сквозь моросящий дождь, пробегает по небу, ясный свет в дожде, как обещание тепла, горячего глинтвейна, мурчащего кота, свернувшегося клубком в кресле у камина, пряного и терпкого дыма отполированной пальцами дубовой трубки... Капитан, шкипер, да и самый распоследий юнга чувствуют это обещание. Корабль уходит в море, но они уже точно знают — будет порт, сверкнёт луч в сгущающихся сумерках, будет кот и глинтвейн, камин и трубка. Маяк поселяет в их сердце тепло. Тепло и тоску — тууу.......туууу.........тууу...
Недалеко от Белого Города, с прозрачной водой каналов, рек, с ультрафиолетовыми карпами и китами, прыгающими через длинные мосты над Главной Рекой, есть дом. Мой дом. Или даже так: я — этого дома. Там есть камин, и кот, свернувшийся клубком, меняющий свой окрас по собственному желанию (а ведь ещё недавно он проделывал эти фокусы только с глазами!), есть дубовая трубка, меняющая длину в зависимости от времени года и степени пафоса, есть го и шахматы (даже сёги где-то завалялись). Там есть тепло и мир. И чудесные люди, о которых впору писать книги — на каждого наберётся столько сказок и невероятных (как и они сами) историй, что Толстой сможет со спокойной душой покурить в сторонке!
Рядом с домом есть парк, а в парке есть фонарь. Этот фонарь — исполняющий обязанности маяка на суше. Он так и рассказывает: "был я маяком раньше, да не одним, где только не светил, и сейчас бы был — так люблю я петь "ту-туу-ту", да как же вы без меня? На суше ведь не строят маяков (а зря!), вот, приходится быть фонарём. А ещё я клёны очень люблю. Кабы не вы все, да клёны, ушёл бы к морю."
Кстати, море недалеко совсем, дорожка спускается к пристани, у которой стоят белоснежные яхты и летают сотни чаек — они очень любят яхты, видимо потому что яхты тоже белые, лёгкие и тоже умеют летать (правда никому об этом не рассказывают). Но если сойти с парковой дорожки до того, как она повернёт к пристани, прогуляться сквозь деревья, выйдешь к морю. Там обрыв. И там ветер. В ясную погоду это идеальное место для беседы с ветром — он ведь просто ужас до чего любит сказки и истории всякие. Нужно только чай заварить, да не забывать поить море — оно просто обожает чай. В бурю здесь нужно читать заклинания, громовым голосом, чтобы эхом отдавался в скалах и молнии сверкали на каждом слоге. А если ты придёшь сюда в мягких, но уже сгущающихся осенних сумерках, ты поймёшь, что пришло время идти в море. Время путешествий и странствий.
И тогда ты увидишь скваозь пелену осеннего дождя корабль на рейде. Ты спустишься к пристани — шлюпка уже отдаёт швартовы, боцман кричит "что встал? запрыгивай, разрази тебя гром!" (но гром тебя, конечно, не разразит, у боцманских заклинаний действие не дословное, иначе все корабли бы потонули, а этого никак нельзя), и твоё путешествие начинается. Капитан уже прокладывает курс, штурман отмечает рифы и мели, матросы поднимают паруса, ты выходишь на палубу. И ты слышишь его, маяк, в ранних, мягких, но уже сгущающихся осенних сумерках. Тууу.........туууу.........тууу... И длинный луч вспыхивает сквозь моросящий дождь, пробегает по небу, ясный свет в дожде, как обещание тепла, горячего глинтвейна, мурчащего кота, свернувшегося клубком в кресле у камина, пряного и терпкого дыма отполированной пальцами дубовой трубки. И чудесных (какое слабое слово!) людей, знающих, что ты, странник, непременно вернёшься...