"В первом ощущении фильм гудит, как стиховой ритм. По нему рассыпаются фактуры. В какие-то мгновения из тайны сознания вдруг выдёргивается жест. Оборачивается в ещё неопределённом составе фильма чьё-то лицо. Или блестит в темноте арки лужа.
И ты понимаешь, что в этом месте пройдёт чей-то силуэт, на мгновение перекроет отражение фонаря. Или вдруг тебя охватит запах снега. И он будет сыпаться за шиворот, и мелькнёт чья-то вязаная красная шапочка, деревья в снегу, и ленивое воронье "каррр", и необъятная тишина...
<...>
<...>
<...>
Франческа заставила меня пережить настоящее потрясение, показав, как из куколки появляется бабочка. Она принесла в дом огромный пук крапивы, который хрустел под челюстями десятков гусениц, пожиравших её зелень. Потом они расползлись по комнате, прилепились где только можно и вскоре на месте гусениц висели куколки. В один прекрасный день Франческа говорит: "Вот из этой куколки сейчас появится бабочка". Я стал смотреть, смотрел, смотрел, и вдруг -- створки куколки открылись и закрылись. У меня сердце стукнуло от волнения. Это зрелище космическое! Ты -- свидетель появления новой жизни. Лепестки куколки отворились и снова замерли. Наступила тишина. И сквось щель раковинок стали пробиваться мокрые крылья. Они были сморщенные, как тело ребёнка, только появившегося из чрева. Наконец из куколки выползла вся новорожденная. Дальнейшее представляло зрелище наполнения нового существа временем. То, что в человеческой жизни происходит за два-три года, здесь длилось час-полтора. Бабочка накачала смолу в тончайшие сосуды, в нервюры крыльев, образовав лонжероны. Смола застыла, крылья распрямились, стали тугими, как паруса под ветром. Они были невероятно чисты, их ещё не обтрепали мелкие ворсинки цветов, не соскоблили с них пыльцу, в крыльях ещё не было пробоин от мельчайших пылинок, обрушенных ветром на нежнейшее существо. Упругие крылья мелко подрагивали, потом затрепетали. Так самолёт проверяет двигатели, рули поворота, прежде чем выкатиться на взлётную полосу. "Бабочка готовит себя к полёту, она сушит крылья", -- откомментировала Франческа. Она предугадывала каждое движение бабочки, поскольку в детстве выращивала их целыми букетами на крапиве, и на дубовых вениках. Мне кажется, она сама была когда-то и бабочкой, и чертополохом, и иван-чаем... Как героиня Габриэля Маркеса, вокруг которой порхали бабочки.
Франческа хорошо чувствует мир растущий, цветущий, дышащий. Она действительно знает его, как мог знать художник Возрождения...
<...>
...Однако никогда в жизни я бы не смог сделать эскиз такой силы, какой она способна сделать в лучшие мгновения творческого беспамятства. Её откровения меня поражают. Буквально полчаса назад я видел её, казалось, неспособной мыслить, и вдруг передо мной художник самого высокого накала. Хоть табличку вешай: высокое напряжение, опасно для жизни. Для меня странно это волшебное наитие..."
(с) Юрий Норштейн "Снег на траве".
Я первый раз вообще туда пришёл.
Внутри ходит Норштейн в домашних штанах и рубахе. Подписал мне книгу)